Все, кого смог подрядить Филипс, начали тыкать палками, шестами и лопатами в окрестные сугробы, расходясь неровным полукругом от севшей на мель машины в сторону ее пункта назначения. Если только водитель не сделал петлю в сторону, чтобы зарыть там тело, или не оттащил его подальше от дороги – а из-за темноты и спешки этого просто не могло быть, – им недолго оставалось искать.

Хивард, безучастно глядя на брошенную машину, крутил свой ус. Он выглядел каким-то беспомощным, будто это его собственная машина увязла, а вокруг – никого.

– Не волнуйтесь так, мистер Ресторик, – сказал Блаунт. – Это еще не конец. Могут быть и другие объяснения. Может быть, поедем дальше?

В полицейском участке Блаунта ждали новости. Люди Филипса провели опрос на ближайших железнодорожных станциях. Никто подходящий под описание внешности Богана или Эндрю не был замечен садящимся в поезд в ранние утренние часы. Но только что был звонок из Скотленд-Ярда. Билетер на лондонском терминале этой линии подтвердил, что человек с внешностью доктора Богана прошел через турникет по прибытии пассажирского поезда в 5.20. Бородатый мужчина с желтоватым цветом лица, сутулый. Билетер обратил особое внимание на этого пассажира, потому что тот заплатил за билет ему, сказав, что у него нет времени купить билет в Чичестере. В том поезде было несколько пассажиров, и билетер, которому предъявили описание Эндрю Ресторика, был приведен к присяге, что такого среди них не было.

Блаунт со значением посмотрел на Найджела, повернувшись к телефону.

– Из этого ничего не следует, – сказал Найджел, больше от упрямства, чем из-за убеждения. – Эндрю мог сойти на другой станции. Может статься, он вообще не садился на поезд. Если они и соучастники, то ни за что не поехали бы в Лондон вместе.

– Вариантов нет. Наша гипотеза единственно правильная. Боган убил Эндрю Ресторика. И теперь ему не уйти – на этот раз.

Набрав номер Нью-Скотленд-Ярда, Блаунт отдал распоряжения. Розыск врача Дэниса Богана должен был быть ускорен. Каждый порт и аэропорт должен попасть под наблюдение. Теперь это было только вопросом времени…

Однако проходил день за днем, минула неделя, но и следа живого Богана или мертвого Эндрю Ресторика не было. Они оба исчезли, будто впитались в снег, что надежно укутывал тот продуваемый всеми ветрами край.

Глава 21

Найджел придавал погоде большое значение. Впоследствии он признавался, что холод этих двух зимних месяцев начисто сковал его мозг, нарушив его нормальную работу. Даже когда ему в лицо полетели большие хлопья истины, это не произвело никакого впечатления на его оцепеневший рассудок. Но, как бы мало Найджел ни доверял ему, через десять дней после исчезновения Эндрю и Богана ему явилась разгадка дела Ресториков – когда полицмейстер Филипс, взглянув на небо с невесомой чародейской искушенностью сельского человека, заметил: «Скоро погода переменится, мистер Стрэнджвейс».

Перед мысленным взором Найджела вспыхивали, проносясь, мириады образов. Их первый приезд в Истерхем. Игрушечный теремок Дауэр-Хаус, усыпанный снегом. Белоснежные волосы Клариссы Кэвендиш, гордо уложенные над сверкающим алмазными блестками лицом. Вот они с Биллом Дайксом прохаживаются в лоскутке березовой рощицы. Вот Эндрю лепит снеговика, а Эвнис Эйнсли пытается кокетничать. Джон Ресторик крадется сквозь сад со своим духовым ружьем. Хивард, что стоит у окна, уставившись на ровный и ужасающе белый пейзаж, оборачивается, протестующе морщась, на неверную ноту Присциллы у рояля. Шарлотта, в веллингтонах и с корзинкой на руке. Доктор Боган стряхивает с воротника снег, в последний раз входя в холл.

«Навалило снегу, снег да снег кругом, снег да снег». Именно снег укрыл это расследование своим покрывалом, на каждом углу превратившись в сугробы. Это не просто снег, это «снег». За последнюю неделю, если они и не сделали ничего, то блаунтовское расследование хотя бы открыло великую порочность характера Дэниса Богана. Теперь развеялись сомнения, что целые годы Боган, с его гением, существовавшим, как сплав тончайшего коварства и авантюризма, использовал свое профессиональное положение как прикрытие для кокаиновых поставок и шантажа. Отдел по борьбе с наркотиками наконец вычислил и накрыл его оптовиков и источники их товара. Блаунт, допрашивая одного за другим всех из длинного списка пациентов Богана, раскрыл малейшие детали его работы. Наверное, самым опасным даром Богана был нюх на подходящих для дела жертв. Блестящая картина его терапии была гениальна – настолько блестяща, что его не могло затронуть ни одно подозрение. Но при всем этом интимные подробности, которые он выяснял в ходе лечения, часто использовались как материал для шантажа. Та женщина, которую описывала подруга Эвнис, была лишь одной из нескольких агентов, на которых Боган опирался при шантаже. Он выбирал своих жертв с большим умом. Это были люди, всегда сильно боящиеся разоблачения – как правило, молодые женщины, дочери богатых родителей.

Но самой ужасной стороной деятельности Богана было его злодейское распутство. Его обычные гонорары за профессиональное лечение позволяли ему быть богатым человеком, не нуждающимся в незаконных связях на стороне. Следствие Блаунта с лихвой доказало очевидность того, что Боган подходит под описанного Эндрю человека, упоенного злом для своего личного блага. Он придавал значение не богатству и положению в обществе, а страшному наслаждению разрушением человеческого тела и души. За непроницаемым фасадом этой личины выдающихся заслуг и самодостаточности скрывался неуемный вкус к власти, гений, столь извращенный, что мог чувствовать этот вкус только в противоестественных условиях.

«И вот, – думал Найджел, – мы и вернулись к Элизабет Ресторик – к обнаженному телу, висящему в пахнущей сандалом комнате, кружащим голову, к женщине, которая была страстной, взбалмошной, тщеславной, бесстыдной, но всегда щедрой и никогда не трусливой». Долгие разговоры его с мисс Кэвендиш слишком упростили все. Они укрепили его уверенность в том, что между Элизабет и Боганом может быть все, что угодно, кроме шантажа; доктор бы не стал шантажировать женщину, от репутации которой и так остались одни лохмотья и которая в жизни ничего не боялась.

– Раз пришла оттепель, значит, нам осталось его недолго искать, – сказал полицмейстер.

– Да. Но как странно! Ваши ребята целыми днями бродят вокруг. Должно быть, Боган нашел для тела какое-то необыкновенно простое место. Понятно, что он не стал бы тащить тело целые мили и там хоронить, а потом пускать машину в кювет рядом с Истерхемом, чтобы сбить нас со следа.

– О да, сэр. Несомненно. У него не хватило бы на это времени. Констебля вырубили в час ночи. Повар, как вы помните, показал, что слышал, как машина выезжала из гаража без пятнадцати два. К тому повороту, где машина увязла в сугробе, он успел бы не раньше, чем в 1.50. Чичестер, ближайшая к этому месту железнодорожная станция, за семь миль оттуда, это заняло бы у него не менее двух часов – по глубокому-то снегу. 3.50. А поезд на Лондон уходил из Чичестера в 4.05. Значит, у него оставалось не более пятнадцати минут, чтобы закопать тело. Он даже не успел бы отнести его подальше от кратчайшего маршрута между Истерхемом и станцией.

– Остается большой пробел во времени между нападением на констебля и выездом в машине Эндрю.

– Мы учитывали это, сэр. В этом интервале он убил мистера Ресторика и обыскал его комнату – вы сами видели, как тщательно он это проделал.

– Да. Все правильно.

Снова между ними повисла долгая тишина. Они сидели в истерхемском пабе. Едва только пробило полседьмого, маленький частный бар опустел.

Да, все очень даже резонно, рассуждал сам с собой Найджел. Но зачем Богану понадобилось так долго сидеть в Мэноре? Скорее всего, потому, что он не мог найти улики против себя в комнате Эндрю. Ясно, что Эндрю сказал ему о существовании этих улик, и тот не поверил, что Эндрю оставил их в каком-нибудь сейфе подальше отсюда, чтобы под страховаться, если с ним что-то случится. Но Эндрю и не подстраховывался. Ни в банке Эндрю, ни у его адвокатов, ни в его лондонской квартире ничего подобного не нашлось.